Большая палата ЕСПЧ провела публичные слушания по делу "Свинаренко и Сляднев против России" (32541/08 и 43441/08), где рассматривались жалоба заявителей на их помещение в металлическую клетку в зале суда. Представители РФ утверждали, что это обычная, применяемая ко всех обвиняемым в уголовном преступлении, мера, принятая из соображений безопасности всех участников процесса.
11 декабря 2012 года, ЕСПЧ постановил, что Российская федерация нарушила ст. 3 Конвенции по правам человека (запрет на унизительное обращение — заявители во время заседаний суда постоянно находились под вооруженной охраной и не давали повода ожидать от них буйного поведения, так что помещение их в клетку, да еще на глазах у публики, было названо Судом необоснованным) и части 1 ст. 6 Конвенции (разбирательство дела в разумный срок). 7 марта 2013 года Россия потребовала рассмотрения дела в Большой палате, на что и получила согласие 29 апреля.
Структура публичных слушаний в ЕСПЧ очень проста: сперва выступают представители сторон, затем судьи задают вопросы и, после небольшого перерыва, следуют короткие ответы от представителей. Слушания продолжаются обычно около полутора часов, а решение Большой палаты, как правило, выносится спустя несколько месяцев. Вчера в зале суда присутствовали несколько делегаций судей и прокуроров из разных стран, в том числе и делегация российских судей, поэтому представитель России, Георгий Матюшкин, одну из речей произнес по-русски.
Валерий Палчинский, представитель Свинаренко в начале слушаний рассказал, что не понимает ссылки на тяжесть преступлений своего доверителя, поскольку тот аж трижды был полностью оправдан присяжными. Позднее в своей речи Георгий Матюшкин, представитель России, ссылался на то же обстоятельство, но уже в качестве доказательства непредвзятости присяжных — они же оправдали подсудимых, несмотря на клетку, следовательно, клетка не становится причиной предубежденности. По той же причине адвокату были непонятны указания на страх свидетелей и потерпевших, — ради которых заявителей поместили за решетку, — ведь если "не было преступления, то не было ни потерпевших, ни свидетелей". Ему вторила адвокат Виктория Тайсаева, выступавшая на английском, считающая, что представитель России не сумел доказать обоснованность этих опасений. По ее мнению, свидетели отказывались приезжать на суд вовсе не из страха перед подсудимыми, а только потому, что не хотели ехать далеко (от поселка Синегорье, где живут заявители, до Магадана — около 500 км).
Упорные попытки представителя России использовать тот факт, что заявители не являются публичными фигурами и не пользуются известностью, представляются адвокатам несостоятельными, потому что, как сформулировал Палчинский, "человеческое достоинство имеют не только публичные фигуры". Далее адвокат ссылался на документы дела, где содержится просьба местной телекомпании "Колыма плюс" разрешить съемку в зале суда. Матюшкин в своей речи парировал ссылкой на сюжет той же телекомпании об окончании процесса, в котором использованы кадры освобождения подсудимых в зале суда — это, по его мнению, доказывает, что репутация заявителей нисколько не пострадала. Да и сами они, считает Матюшкин, ничуть не чувствовали себя униженными и подавленными, что доказывают материалы суда — заявители активно участвовали в процессе, комментировали, подавали ходатайства и т.д.
Более того, говорил Матюшкин, "никто на заседания не ходил", правда, осталось неясным, кто именно — публика вообще или, или те, кто знал заявителей. Между Синегорьем городом Магадан, где проходил процесс, регулярного сообщения раньше не было, утверждал Матюшкин. На это Палчинский отвечал справкой от местной транспортной компании, содержащей сведения о маршруте и стоимости пассажирских автобусных перевозок между Синегорьем и Магаданом, и вообще, сказал он, "практически на каждом заседании присутствовали родственники и знакомые моего доверителя". Адвокат Тайсаева, в свою очередь, обратила внимание на то, что присяжные тоже люди и поэтому нельзя говорить, что публики на заседаниях не было.
Но центральным вопросом было использование клетки как таковое, т.е. соответствовало ли оно нормам о защите прав человека. Представитель России никак не мог решить, чем считать клетку — то ли стандартной мерой безопасности, широко применяемой в уголовных процессах, то ли, напротив, мерой исключительной, которую используют только в 15% случаев. Матюшкин долго пересказывал правила, связанные с арестом, объясняя Суду, что предпочтительнее держать подсудимого дома, что арестовывать можно только с учетом всех обстоятельств и свойств подсудимого и т.д. — из замечаний, присланных от имени России, следовало, что факт законности ареста автоматически делает законным и помещение в клетку. В конце концов Матюшкин сослался на плохие характеристики на заявителей по месту жительства, а также на признание Сляднева членом преступного сообщества, как на доказательства их общественной опасности.
Адвокаты Сляднева, в частности, Евгений Плотников, в свою очередь выразили удивление таким аргументом, поскольку этот обвинительный приговор был вынесен уже после того, как его доверитель сидел в клетке. Адвокаты напоминали, что их подсудимым везде давали, напротив, хорошие характеристики, в 2005 году оставили под подпиской о невыезде, а не арестовали, а позднее Сляднева освободили по УДО, что едва ли сочетается с тезисом об опасности, исходящей от заявителей. И вообще, отметил Валерий Палчинский, оспариваемое Россией решение ЕСПЧ вынесено с учетом криминального прошлого его доверителя, поэтому ссылки на судимость Свинаренко — приговоренного в 2001 году к условному заключению — несостоятельны. Так или иначе, заключили адвокаты, каждый в своей речи, осталось непонятным, о какой общественной опасности, собственно, идет речь.
Одним из важнейших пунктов разногласий была также законность использования клеток. Георгий Матюшкин начал свою речь с длинного статистического экскурса в историю роста преступности в конце 1980-х и начале 1990-х гг., доказывая, что многократный рост числа насильственных преступлений вообще, и нападений на участников процессов и побегов, в частности, сделал необходимым применение этой меры безопасности.
Матюшкин говорил, что международные документы не запрещают использование клеток и, как и сторона заявителей, ссылался на документы различных органов исполнительной власти в России (правила конвоирования и правила построения судов); только выводы стороны делали противоположные. Матюшкин видел в них законное основание для помещения подсудимых в клетки, для безопасности самих подсудимых — внутри клеток они могут гулять и не опасаться мести потерпевших. А, например, Евгений Плотников обращал внимание на то, что "нормативные акты, которые регулируют помещение в клетку, вступают в противоречие со статьей 15 Конституции" — они ограничивают права и свободы граждан, но не являются законами, потому что не проходили через парламент, не были опубликованы официальным порядком и вообще по большей части имеют статус ДСП, т.е. недоступны широкой публике.
Отдельно обсуждался вопрос о компенсациях. Матюшкин утверждал, что выплаты Свинаренко компенсации за незаконное уголовное преследование в сочетании с самим фактом признания нарушений вполне достаточно. На это адвокаты, в первую очередь Валерий Палчинский, возражали, что 50 тысяч рублей за 32 месяца "незаконного уголовного преследования" — это издевательство. Палчинский даже посчитал — 35 евро за каждый месяц. Матюшкин гордо отвечал, что решения о сумме компенсации принимаются судом с учетом персональных обстоятельств, и, значит, таковы,обстоятельства Свинаренко. И высказался в том духе, что, мол, после оправдания и реабилитации какие могут быть претензии — Свинаренко совершенно свободен, репутация его, как мы уже знаем, не пострадала, компенсацию он получил. А что до жалоб на нарушение "разумных сроков судопроизводства", то заявители не жаловались в российские суды, и, следовательно, всем довольны.
Адвокаты возмущенно отвечали, что просто не могли жаловаться — не было такой юридической возможности. Закон 86-ФЗ, который ввел само понятие "разумного срока судопроизводства" и обозначил критерии разумности, действует только с 30 апреля 2010 года. К этому моменту заявители успели не только подать жалобу в ЕСПЧ, но и получить ответ, подтверждающий приемлемость жалобы — а в этом случае, согласно этому же закону, подать иск в российский суд уже нельзя, а нужно дожидаться решения ЕСПЧ.
Гвоздем программы, как кажется, стал ответ Матюшкина на единственный вопрос Суда — в чем именно заключаются повреждения, которые наносят себе подсудимые в зале суда, от которых должна защитить клетка. Ответ был длинным и несколько путанным: начался с того, что статистика подобных случаев имеется только с 2009 года — в общей сложности их зафиксировано чуть более полусотни за четыре с половиной года — но "власти Российской Федерации глубоко уверены в том, что если бы те меры безопасности, о которых мы сегодня говорим, не применялись, эта трагическая статистика была бы гораздо более масштабной". Потом Матюшкин привел пример:
— Подсудимые стараются порезать себя одноразовыми бритвенными станками, с тем, чтобы перерезать вены. Многие из них, к сожалению, являются носителями вируса иммунодефицита человека, — с этими словами Матюшкин изящно указал на стол, — они стараются своей кровью забрызгать участников процесса.
О том, каким же образом клетка защищает подсудимых от "таких случаев", Матюшкин, к сожалению, ничего не сказал — хотя похоже было, что именно это интересовало задавшего вопрос судью Винсента де Гаэтано.
Решение ЕСПЧ будет объявлено позднее.
