ПРАВО.ru
Дело №
4 февраля 2016, 17:41

Убийство царской семьи: детали расследования, которое длится почти 100 лет

Убийство царской семьи: детали расследования, которое длится почти 100 лет
Фото из книги "Дело об убийстве императора Николая II, его семьи и лиц их окружения"

Предварительное следствие по делу об убийстве императора Николая II, его семьи и лиц их окружения – самому резонансному преступлению XX века – началось в 1918 году. Его проводили в Омске, Екатеринбурге, Чите, Владивостоке, а затем даже в Харбине, Париже и Берлине. Прекратилось оно только из-за смерти главного следователя, Николая Соколова, в 1924 году. Спустя 70 лет, в 1993 году, следственные действия возобновила уже Генпрокуратура России. И они продолжаются по сей день.

Расстрел отрекшегося императора Николая II ВЦИК признал "правильным", а СНК "принял к сведению"

19 июля 1918 года официальные газеты советского руководста "Известия" и "Правда" напечатали, что в Екатеринбурге по постановлению Уральского областного Совета в ночь с 16 на 17 июля (но новому стилю) расстрелян бывший царь Николай II. "Президиум Центрального Исполнительного Комитета, обсудив все обстоятельства, заставившие Уральский областной совет принять решение о рассстреле Романова Н. А., постановил: Всероссийский Центральный исполнительный комитет в лице своего Президиума признает решение Уральского областного Совета правильным". Семье отрекшегося императора отводилась одна строчка: "…Жена и сын Николая Романова отправлены в надежное место". О судьбе четырех дочерей последнего российского монарха в публикациях умалчивалось. В тот же день на заседании правительства – Совета Народных Комиссаров – председатель Президиума ВЦИК Яков Свердлов сделал "внеочередное заявление о казни бывшего царя Романова Н. А. по приговору Екатеринбургского Совдепа и о состоявшемся утверждении этого приговора Президиумом ВЦИК". Совнарком данное заявление "принял к сведению".

23 июля отраженным эхом отозвалась местная газета "Уральский Рабочий", представлявшая облсовет и горком Российской компартии (большевиков) под заголовком "Казнь Николая Кровавого". "На состоявшемся 19 июля первом заседании президиума ЦИК Советов, Председатель Свердлов сообщает полученное по прямому проводу сообщение от Областного Уральского Совета о расстреле бывшего Царя Николая Романова, – пишет издание. – За последние дни столице красного Урала – Екатеринбургу серьезно угрожала опасность приближения чехословацких банд. В то же время был раскрыт новый заговор контрреволюционеров, имеющий целью вырвать из рук Советской власти коронованного палача. Ввиду всех этих обстоятельств президиум Уральского Областного Совета постановил расстрелять Николая Романова, что было приведено в исполнение. Жена и сын Николая Романова отправлены в надежное место".

Кто и когда принимал участие в расследовании обстоятельств гибели семьи Романовых

Судебный следователь по важнейшим делам Екатеринбургского окружного суда Алексей Наметкин

25 июля 1918 года Екатеринбург заняли части Восточного фронта под командованием генерал-лейтенанта Михаила Дитерихса и Чехословацкого корпуса. А 30 июля исполняющий должность прокурора Екатеринбургского окружного суда Кутузов предписал судебному следователю по важнейшим делам Алексею Наметкину "приступить к производству предварительного следствия по "делу убийства бывшего Государя императора Николая II, по признаку преступления ст. 1453 Уложения о наказаниях (Умышленное или предумышленное убийство посредством истязаний и жестоких мучений)".

В тот же день Наметкин осмотрел шахты заброшенного рудника вблизи деревни Коптяки, где, по рассказам местных жителей и дачников из губернского центра, накануне объявления о расстреле бывшего императора выставлялось оцепление из пеших и конных красноармейцев, а также наблюдалось интенсивное передвижение автомобилей и конных повозок, приезд руководителей Уральского облсовета и высокопоставленных чекистов. 31 июля следователь составил опись и приобщил к делу вещественные доказательства – найденные еще до начала следствия коптяковскими крестьянами обгорелые остатки одежды и Мальтийский крест из платины с изумрудами. Бывший камердинер императора Терентий Чемодуров и бывший медик августейшей семьи Владимир Деревенко, присутствовашие при их осмотре, опознали их, как принадлежавшие членам семьи Романовых.

1 и 3 августа следователь допрашивал в качестве свидетелей жителей деревни, а 2, 5, 6, 7 и 8 августа проводил осмотр дома Ипатьева, в котором содержались под охраной Романовы, лейб-медик Евгений Боткин и четверо слуг. Но уже 7 августа окружной суд постановил освободить Наметкина от дальнейшей работы по делу. По предложению и.д. прокурора суд решил передать его члену окружного суда Ивану Сергееву.

"Такая передача была вызвана, с одной стороны, поведением самого Наметкина, с другой – обстановкой того времени, – писал в своей книге "Убийство царской семьи" следователь по особо важным делам Омского окружного суда Николай Соколов, на которого позже было возложено продолжение предварительного расследования по делу. – Пред лицом фактов, указывавших на убийство, если не всей царской семьи, то по крайней мере самого Императора, военная власть, единственно обеспечивавшая порядок в первые дни взятия Екатеринбурга, предъявила Наметкину <…> решительное требование начать немедленно расследование.

Опираясь на букву закона, Наметкин заявил военной власти, что он не имеет права начинать следствия и не начнет его, пока не получит предложения от прокурора суда, который отсутствовал в первые дни освобождения Екатеринбурга. Поведение Наметкина вызвало большое негодование и среди военных, и в обществе. В чистоту его беспредельного уважения к закону не верили. Одни обвиняли его в трусости перед большевиками, продолжавшими грозить Екатеринбургу, другие шли в своих подозрениях дальше. Естественным выходом из создавшегося положения была бы передача дела судебному следователю по особо важным делам, в участок которого входил Екатеринбург, но Казань, где проживал этот следователь, была отрезана от Екатеринбурга большевиками".

Более откровенно высказался по поводу Наметкина генерал Дитерихс, который в своих воспоминаниях отмечал, что "Наметкин отличался леностью и апатичностью к своим обязанностям". О том, что Наметкин ведет расследование недостаточно энергично, утверждал и прокурор Кутузов.

Начальник Екатеринбургского управления уголовного розыска надворный советник Александр Кирста

В ходе расследования к оперативно-разыскной работе по делу о цареубийстве привлекалось Екатеринбургское управление уголовного розыска, которое возглавлял тогда надворный советник Александр Кирста. Соколов, рассказывая в своей книге об органиации расследования и преемственности следователей, о нем не упоминает. Но имя руководителя управления встречается в записках Дитерихса. Он охарактеризовал Кирсту как "достаточно способного и образованного начальника", но подчеркивал, что тот, "увлекаясь своей ролью, пытался действовать независимо от судебной власти, что, конечно, отражалось на ходе и успешности работ". К тому же Кирста увлекался разработкой версии о вывозе царской семьи из Екатеринбурга по железной дороге.

В материлах следственного дела об убийстве российского императора содержится несколько документов, связанных с деятельностью Кирсты – протоколы произведенных им в августе 1918 года обысков на квартирах бывших охранников в доме Ипатьева, где содержалась под арестом семья Романовых, Михаила Летемина, Вениамина Сафонова, Павла Медведева, Андрея и Александра Стрекотиных, Николая Попова и Ивана Старкова, а также протоколы допроса Летемина, Чемодурова, бывшего комиссара здравоохранения Уральского облсовета и некоторых других. А в сентябре Кирста, как писал генерал Дитерихс, "подвергся обвинению в некоторых проступках по службе, не связанных с Царским делом, был арестован начальником гарнизона и отчислен от должности. Только после ухода генерала Голицына [начальника гарнизона] на фронт чехословацкий генерал Гайда освободил Кирсту, и он снова занялся работой по розыскам, но, по приказанию Гайды, тайно от судебных властей Екатеринбурга". А в официальных документах следствия в дальнейшем фигурировал новый начальник угро П. Плешков.

Член Екатеринбургского окружного суда Иван Сергеев

Сергеев продолжил расследование с 12 августа 1918 года.

"Ознакомившись с данными дела, я признал важнейшей очередной задачей выяснить, – писал позже Сергеев в докладной записке Дитерихсу, – насколько возможно, действительно ли совершилось самое событие преступления, и, в этих целях продолжая через особую экспедицию, под наблюдением лиц прокурорского надзора, обследование местности близ дер. Коптяки и откачивание шахты, находившейся там же, приступил к тщательному осмотру всех помещений дома Ипатьева. Результаты осмотра во всей их совокупности дали мне основание признать событие преступления достаточно установленным, и в дальнейшем необходимо было принять все доступные меры к обнаружению тел убитых и уже затем к выяснению обстоятельств совершения преступления, его вдохновителей и участников".

Значительную часть доклада занимали ссылки на трудности следствия, что позднее дало повод Дитерихсу в своих воспоминаниях охарактеризовать члена суда весьма отрицательно: "Сергеев в произведенной работе выказал полное отсутствие самого скромного таланта следователя и абсолютное непонимание следственной профессиональности". Так, Сергеев извещал генерала, что местная высшая гражданская власть в лице коалиционного Уральского областного правительства стояла "совершенно в стороне от дела, проявляя к нему полное безразличие". Более того, по словам члена суда, были случаи, когда действиями представителей власти причинялся ущерб интересам дела: "Истреблялись свидетели, от которых можно было ожидать полезных для дела сведений, захватывались вещи и документы, имевшие для дела значение доказательств, и тому подобное".

Далее он писал, что "при выполнении преступления, как это явствует из дела, виновники злодеяния в план своих действий включили тщательное сокрытие тел убитых, чтобы лишить своих врагов возможности устроить "демонстративные похороны" бывшего Императора и членов его семьи, трудность открытия местонахождения тел может быть преодолена только методическим и планомерным розыском, если не рассчитывать на какую-либо счастливую случайность".

Вредно, по утверждению Сергеева, отражалось на ходе расследования также "распространенное в населении, на основании различных слухов, убеждение в том, что бывший император и его семья живы и увезены из Екатеринбурга и что все опубликованные советской властью сведения по этому поводу, провокация и ложь, это убеждение было усвоено и большей частью представителей военной власти, и под влиянием этого создавалось отношение к производимому следствию как делу, в лучшем случае, бесполезному". Судя по всему, и сам Сергеев некоторое время находился под влиянием этой версии: в январе 1919-го в интервью газете "Нью-Йорк трибьюн" он заявил: "По моему убеждению, в доме Ипатьевых не были казнены императрица, царевич и великие княжны. Но полагаю, что царь… доктор Боткин, два лакея и горничная действительно здесь убиты".

Но в феврале 1919 года в своем постановлении по поводу рассмотрения им настоящего дела он писал, что "задержанный 11 февраля сего года в городе Перми Павел Спиридонов Медведев объяснил при дознании, что в ночь на 17-ое июля, действительно, были расстреляны б. Император, его супруга, Наследник, четыре царских дочери, доктор, служанка, повар и лакей. Расстрелом руководил комендант Юровский, а он, Медведев, доставил для этой цели оружие и распоряжался переноской трупов убитых на грузовой автомобиль и уничтожением следов преступления путем смывания и стирания крови как в месте расстрела, так и во дворе. Объяснение Медведева вполне совпадает с установленными следствием объективными данными и показаниями свидетелей."

В связи с этим член окружного суда признал: "1. что по собранным следствием данным событие преступления представляется доказанным, 2. что б. Император Николай II, б. Императрица Александра Федоровна, Наследник Цесаревич, в. княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия Николаевны убиты одновременно, в одном помещении, многократными выстрелами из револьверов, 3. что тогда же и при тех же обстоятельствах убиты состоявший при Царской семье лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин, комнатная служанка Анна Демидова и слуги Харитонов и Трупп, 4. что убийство задумано заранее и выполнено по выработанному плану, что сопровождалось оно такими действиями, которые носили характер жестокости и особенных мучений для жертв преступления, причем убийцы завладели имуществом убитых".

Ранее, 23 января, Сергеев получил письменный приказ Дитерихса, в соответствии с которым "на основании повеления Верховного Правителя [адмирал Александр Колчак] от 17-го января сего года" ему предписывалось сдать "все подлинное следственное производство по делу убийства бывшей Царской Семьи и членов Дома, а равно все документы, вещи и материалы, принадлежавшие членам Семьи и состоявшим при них приближенным лицам, также убитым". Хотя в приказе подчеркивалось, что передача "материалов и вещей" не прекращает следственного производства Сергеевым, стало ясно: его полномочия близятся к завершению. Официальное освобождение Сергеева "от производства следствия" подписано колчаковским министром юстиции 7 февраля 1919 года.

Следователь Омского суда по особо важным делам Николай Соколов

Этим же числом датируется расписка следователя по особо важным делам Омского окружного суда Николая Соколова Дитерихсу в том, что 7 февраля им получено лично от генерала дело члена Екатеринбургского окружного суда Сергеева об убийстве бывшего императора Николая Александровича и членов его семьи на 260 листах.

"Высшей власти [правительство при Верховном правителе] представлялось опасным оставлять дело в общей категории местных "екатеринбургских" дел, хотя бы уже по одним стратегическим соображениям. Казалось необходимым принятие особых мер для охраны исторических документов, – объяснял в своей книге очередную смену следственной власти по делу о цареубийстве Соколов. – Кроме того, дальнейшее нахождение дела у члена суда не оправдывалось уже задачами работы, выяснилась необходимость допросов весьма многих лиц, рассеянных по всей территории Сибири и дальше, а член суда прикован к своему суду. Наконец, самая передача дела Сергееву, являвшаяся компромиссом, противоречила основному закону, возлагавшему производство предварительных следствий на особый технический аппарат судебных следователей".

Приступив к выполнению возложенных на него обязанностей, Соколов разработал план дальнейшего следственного производства. Этот перечень предусматривал распределение всех собранных по делу вещей и документов на две группы: вещи и документы, которые должны остаться при следственном производстве в качестве вещественных доказательств, и вещи и документы, имеющие исторически-национальную ценность как предметы, принадлежавшие убитым членам Дома Романовых; исследование и изучение вещественных доказательств, а также мест, связанных с убийством бывшего императора и его семьи; организация розыска преступников и свидетелей по делу и сбор сведений о лицах, причастных к совершившемуся злодеянию, а также розыски тел мученически погибших Романовых и состоявших при них придворных и слуг.

Еще находясь в Омске, Соколов 12 февраля начал осмотр и приобщение к делу огромного количества вещественных доказательств, полученных от Дитерихса и ранее не подвергавшихся изучению. Было организовано их фотографирование и организована необходимая экспертиза. Соколов отмечал: "…Помимо значения во многих других отношениях, это дело представляет для криминалиста-практика ту особенность, что оно не имеет того, что обыкновенно почти всегда имеется в делах об убийстве и чем доказывается чаще всего самый факт убийства – трупов. Вследствие того в этом деле самый факт убийства приходилось проверять иными путями. В этом отношении вещественные доказательства и имеют громадный интерес для дела… Конечно, каждое свидетельское показание, до известной степени, носит характер субъективности, что оно ценно тогда, когда оно подкрепляется другими, более объективными доказательствами".

С 8 марта по 11 июня 1919 года Соколов проводил следственные действия непосредственно в Екатеринбурге. 19 марта Соколов направил Уполномоченному командующего Сибирской армией генерал-майору С. А. Домонтовичу список лиц, в отношении которых по имеющемуся в его производстве "делу об убийстве отрекшегося от престола Государя Императора Николая Александровича и членов Его Семьи" предварительным следствием "установлена виновность и причастность к этому злодеянию", с просьбой дать срочные указания воинским частям, "дабы жизнь всех указанных лиц была сохранена, и они по их задержанию были бы препровождены в тыл с уведомлением о том Вас для последующего извещения меня".

В списке значились комендант дома Ипатьева Яков Юровский и его помощник Прокофий Никулин, председатель Уральского облсовета Александр Белобородов, военный комиссар Филлип Голощекин, председатель Екатеринбургской ЧК Федор Лукоянов, начальник отряда латышей, исполнявший обязанности палача при казнях в Екатеринбурге, Шиндер, комиссар [продовольствия], Петр Войков, рабочие и красноармейцы, составлявшие караул дома Ипатьева, и другие – всего 164 человека.

Особое внимание Соколов уделил осмотру пути, ведущего из Екатеринбурга к руднику, самого рудника и окружающей местности, где и были найдены первые вещественные доказательства, свидетельствовавшие, что здесь могут быть скрыты останки расстрелянных Романовых. Раскопки принесли новые находки, пропущенные предыдущими следователями, в том числе бриллиант, осколки изумрудов и жемчуга, обгорелые части дамских туалетов с запахом керосина, осколок нарезной ручной бомбы. Однако проводившиеся в течение месяца земляные работы и допросы жителей округи не дали результатов, а участников уничтожения и захоронения останков следствию в 1918—1924 годах найти и допросить не удалось.

По результам этого этапа следствия Соколов пришел к следующим выводам: царская семья была убита в г. Екатеринбурге в ночь на 17 июля 1918 года, трупы расстрелянных уничтожены при помощи огня и серной кислоты, местом сокрытия останков выбран рудник, где особенно трудно было обнаружить уцелевшие остатки, и что сообщение большевиков "о жизни Царской Семьи, кроме Государя Императора" – лживо.

11 июля 1919 года Соколов получил приказ Дитерихса выехать из Екатеринбурга и вывезти все акты подлинных следственных производств вместе с вещественными доказательствами. Следуя с отступающей армией Колчака, Соколов не прекращал расследования: находил новых свидетелей, собирал вещественные доказательства. География следственных действий простерлась от Екатеринбурга до Читы, где были допрошены родственники Юровского, а также дочь Григория Распутина и ее муж, далее был Владивосток, а затем – Харбин. 19 декабря 1919 года для сохранения материалов следственного дела и вещественных доказательств Соколов передал их Дитерихсу, продолжая следствие по снятой копии. Семь томов подлинных документов и восьмой в копиях с частью вещественных доказательств были переданы Дитерихсом французскому генералу М. Жанену и вывезены за пределы России. У Соколова остались копии семи томов и подлинник восьмого тома, с которым 20 марта 1920 года он выехал в Европу.

16 июня 1920 года Соколов прибыл в Париж, откуда выезжал по делу следствия также в Берлин, где встречался с бывшими сотрудниками германского посольства в Москве. За рубежом, куда переместились многие бывшие политические и государственные деятели России, для него открылись новые перспективы в расследовании обстоятельств гибели царской семьи. Уже через месяц после приезда во Францию он, например, допросил князя Георгия Львова – первого председателя Временного правительства России, а в течение 14–20 августа показания Соколову дал в качестве свидетеля Александр Керенский. Тот показал, что был в составе Временного правительства России "восприявшего верховную власть после отречения Николая II". "Отрекаясь от Престола, Царь обратился в то же время к князю Львову с письмом, в коем Он отдавал Себя и Свою Семью под покровительство Временного правительства", – подчеркнул Керенский.

Далее он сказал, что "в первые дни революции не было принято решительно никаких мер ни в отношении самого Николая II, ни в отношении Александры Федоровны. Это объяснялось теми настроениями, какие были тогда в отношении Их у Временного правительства. Старый строй рухнул столь решительно, факт этот был столь быстро и общепринят всей страной, без малейшей попытки со стороны кого бы то ни было защищать его, что личность Николая II совершенно не внушала каких-либо опасений Временному правительству. Он настолько был кончен, что Его личность как политическая величина совершенно не существовала, и Временное правительство не интересовалось <…> Но скоро Временное правительство принуждено было изменить в этом вопросе линию своего поведения. Николай II и Александра Федоровна были лишены свободы по постановлению Временного правительства, состоявшемуся 7 марта [1917 г.]".

Керенский назвал две причины этого решения: солдатские тыловые массы и рабочие Петроградского и Московского районов были крайне враждебно настроены к бывшему царю, на пленуме Московского совета раздались требования казнить его. "Протестуя от имени правительства против таких требований <…> [я] говорил, что вину Николая перед Россией рассмотрит беспристрастный суд <…> Если суд не найдет Его вины, Временное правительство вышлет Его в Англию, и я сам, если нужно будет, буду сопровождать Его до границы России". (Идею "открытого суда над Николаем II и его женой Александрой Федоровной, предательство которых в годы Первой мировой войны дорого обошлось России", после прихода к власти большевиков выдвинул и Ленин. По его предложению выездное заседание суда готовили Лев Троцкий и министр юстиции Исаак Штейнберг. Сохранились повестки заседаний ВЦИК и СНК от 29 января 1918 года, где указано, что правительство постановило поручить Комиссариату юстиции и двум представителям Крестьянского съезда подготовить следственный материал по делу Николая Романова).

Керенский заявил, что лишая свободы императора, "правительство создавало этим ему охрану". По его словам, постановлением Временного правительства от 4 марта была учреждена Верховная чрезвычайная следственная комиссия, которая должна была обследовать деятельность "носителей высшей власти старого строя и всех вообще лиц, приковывавших к себе внимание общества своими действиями во вред интересам страны [в том числе Григоря Распутина]. Эта комиссия и должна была обследовать также и роль Николая, Александры Федоровны и Ее кружка. Для того чтобы эта комиссия могла выполнить ее обязанности, необходимо было принять известные меры пресечения в отношении Николая и Александры Федоровны. Эта необходимость и была второй причиной лишения их свободы", – показал Керенский. А причиной, побудившей Временное правительство перевезти Царскую Семью из Царского Села в Тобольск, была, по его словам, обострявшаяся борьба с большевиками.

На вопрос Соколова, что было установлено работой Верховной чрезвычайной следственной комиссией по вопросу о роли Николая II и Александры Федоровны в попытке выйти из состояния войны с Германией путем унизительного сепаратного мира с врагом, в чем их подозревало общество, Керенский ответил: комиссия не нашла в действиях царской четы государственной измены (ст. 108-й ст. Уголовного уложения). При этом Керенский высказал личную точку зрения: он убежден, что Николай II сам лично не стремился к сепаратному миру с Германией, но по поводу императрицы выводы комиссии о ее невиновности его не убедили.

Подвижнический труд Соколова по расследованию цареубийства не был им закончен: 23 декабря 1924 года 44-летний юрист был найден мертвым в саду дома, где жил. Последний документ в деле датирован 6 августа 1922 года.

Император Николай II ("гражданин Романов") под арестом. Царское Село. 1917 г. Фото из книги "Дело об убийстве императора Николая II, его семьи и лиц их окружения".

Как казнили царскую семью: версия следствия, показания участников расстрела, воспоминания коменданта Ипатьевского дома

Следователь Омского окружного суда по особо важным делам Николай Соколов

В 1920 году Соколов направил вдовствующей императрице Марии Федоровне – супруге Александра III и материи Николая II – доклад о результатах предварительного следствия по делу убийства ее сына, невестки и внуков.

"Господу угодно было в неисповедимых путях Своих прервать жизнь Святых Царственных Страдальцев в ночь на 4 июля 1918 года (по старому стилю). В эту ужасную ночь погибла Вся Августейшая Семья, – писал Соколов. – Ее погибель сопровождалась такими обстоятельствами. 21 июня областным советом были смещены комиссар [комендант Ипатьевского дома] Авдеев и его помощник Мошкин. Вместо русского рабочего Авдеева комиссаром был назначен еврей Янкель Хаимович Юровский, а помощником его – русский рабочий Никулин".

Соколов подчеркнул, что в прошлом Юровский был в Германии и умел говорить по-немецки. Следователь охрактеризовал его как злобного и деспотичного по характеру человека. "Он еще ухудшил положение Августейшей Семьи, в чем только можно было это сделать, – писал Соколов, – и произвел с первого же дня своего прихода в дом следующее изменение: до Юровского охрана, состоявшая из русских рабочих-красноармейцев, помещалась в нижнем этаже дома, неся охрану и внешних и внутренних постов. Юровский в первый же день перевел эту русскую охрану в другой дом вблизи дома Ипатьева, а в нижнем этаже дома поселил 10 "своих" людей, приведенных им из чрезвычайной следственной комиссии, которые только и стали нести охрану внутри дома. Это были палачи при комиссии [ЧК]. Имена некоторых из них известны следственной власти…".

Как писал Соколов, Юровский приказал Павлу Медведеву из состава караула увести из дома Ипатьева в соседний дом, где помещалась русская охрана, поваренка Леонида Седнева, что и было сделано…С вечера Юровский приказал Медведеву собрать в команде все 12 револьверов системы "наган" и доставить ему. Когда Медведев выполнил это, Юровский сказал ему, что ночью будет расстреляно все царское семейство, и велел предупредить об этом красноармейцев, но несколько позднее, что и было сделано Медведевым около 10 часов вечера. Восстановленная следователем картина расстрела в докладе вдовствующей императрице выглядела следующим образом.

Около 12 часов ночи сам Юровский разбудил арестованных и потребовал "под определенным предлогом, чтобы Августейшая Семья и все, кто был с ней, сошли в нижний этаж. Августейшая Семья встала, умылась, оделась и сошла вниз. Алексея Николаевича нес на руках Государь Император. Следственная власть убеждена, что предлог, под которым Юровский заманил Августейшую Семью в нижний этаж дома, состоял в необходимости якобы отъезда из Екатеринбурга. Поэтому Августейшая Семья была в верхних платьях. С Собой Они несли подушки, а Демидова [горничная] несла две подушки. Спустившись по лестнице верхнего этажа во двор, Августейшая Семья вошла со двора в комнаты нижнего этажа и, пройдя их все, пошла по указанию Юровского в отдаленную комнату, имевшую одно окно с железной решеткой совершенно подвального характера. Полагая, видимо, что предстоит отъезд, в ожидании прибытия экипажей Августейшая Семья попросила стулья. Было подано три стула… Сели Государь Император и Алексей Николаевич. Рядом с Ним стоял Боткин [лейб-медик]. Сзади Них у самой стены стояли Государыня Императрица и с Нею три Княжны. Справа от Них стояли Харитонов [повар] и Трупп [камер-лакей]. Слева – Демидова, а дальше за ней одна из Княжон.

Как только произошло это размещение, в комнату, где уже были Юровский, его помощник Никулин и Медведев, вошли упомянутые выше 10 человек, приведенных Юровским в дом. Все они были вооружены револьверами. Юровский сказал несколько слов, обращаясь к Государю, и первый же выстрелил в Государя. Тут же раздались залпы злодеев, и все Они пали мертвыми. Смерть всех была моментальной, кроме Алексея Николаевича и одной из Княжон, видимо Анастасии Николаевны".

Цесаревича, по словам Соколова, добил из револьвера Юровский, Анастасию Николаевну – кто-то из остальных. "Имеются указания, – подчеркнул следователь, – что слова Янкеля Юровского, обращенные к Государю, заключались в следующем: "Ваши родственники хотели Вас спасти, но им этого не пришлось, и мы должны Вас расстрелять сами".

Разводящий наружной охраны дома Ипатьева Павел Медведев.

Бывший подмастерье прокатного цеха Сысертского завода Медведев, нанятый в мае 1918 года на охрану дома Ипатьева, был арестован в феврале 1919 года в Перми и препровожден в Екатеринбург, где был допрошен членом Екатеринбургского окружного суда Иваном Сергеевым.

Медведев, в частности, показал, что царскую семью будил комендант Дома особого назначения Юровский. Разводящий добавил, что незадолго до этого сюда приехали два чекиста (следствие установило, что это были Верх-Исетский военный комиссар Петр Ермаков и член губернской коллегии ЧК Михаил Медведев-Кудрин). "Часу во втором ночи вышли из своих комнат Царь, Царица, четыре царских дочери, служанка, доктор, повар и лакей. Наследника Царь нес на руках. Государь и Наследник были одеты в гимнастерки, на головах фуражки, – значится в протоколах допроса. – Государыня и дочери были в платьях, без верхней одежды, с непокрытыми головами. Впереди шел Государь с Наследником, за ними – Царица, дочери и остальные. Сопровождали их Юровский, его помощник и указанные мною два члена Чрезвычайной комиссии. Я также находился тут.

Привели [их] в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел подать стулья: его помощник [Прокофий Никулин] принес три стула. Один стул был дан Государыне, другой – Государю, третий – Наследнику. Государыня села у той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки. За ней встали три дочери. Наследник и Государь сели рядом, почти посреди комнаты. За стулом Наследника встал доктор Боткин. Служанка … встала у левого косяка двери, ведущей в опечатанную кладовую. С ней встала одна из царских дочерей (четвертая). Двое слуг встали в левом (от входа) углу, у стены, смежной с кладовой. У служанки была с собой в руках подушка. Маленькие подушечки были принесены с собою и царскими дочерьми. Одну из подушечек положили на сиденье стула Государыни, другую – на сиденье стула Наследника <…> Видимо, все догадывались о предстоящей им участи, но никто не издал ни одного звука. Одновременно в ту же комнату вошли 11 человек: Юровский, его помощник, два члена Чрезвычайной комиссии и семь человек латышей. Юровский выслал меня, сказав: "Сходи на улицу, нет ли там кого и не будут ли слышны выстрелы?"

Я вышел в огороженный большим забором двор и, не выходя на улицу, услышал звуки выстрелов. Тотчас же вернулся в дом (прошло всего 2–3 минуты времени) и, зайдя в ту комнату, где был произведен расстрел, увидел, что все члены Царской семьи: Царь, Царица, четыре дочери и Наследник уже лежат на полу с многочисленными ранами на телах. Кровь текла потоками. Были также убиты доктор, служанка и двое слуг. При моем появлении Наследник еще был жив – стонал. К нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор. Наследник затих. Картина убийств, запах и вид крови вызвали во мне тошноту. Перед убийством Юровский раздал всем наганы, дал револьвер и мне, но, я … в расстреле не участвовал". (По мнению следствия, Медведев сказал неправду: его участие в расстреле подтвердили жена Мария, которой он обо всем рассказал, и двое участников тех событий).

Охранник в доме Ипатьева Михаил Летемин

"16 июля я дежурил в Доме особого назначения на посту № 3 с 4 дня до 8 вечера и, сменившись в 8 вечера, хорошо помню, что б. Государь и его семья находились в Ипатьевском доме и были живы. 17 же июля в 8 часов утра я занял в карауле Ипатьевского дома пост № 4 и, зайдя в дом Попова, где жила команда охранников, я в комнате для разводящего увидел мальчика [поваренок Леонид Седнев], который всегда прислуживал б. Государю, и, удивившись, спросил у одного из дежуривших охранников: "Что это значит, зачем мальчик здесь?", но вместо ответа охранник, фамилии его не помню, махнул рукой. Тогда я спросил второго, и он мне рассказал, что 16 июля в 12 часов ночи, внизу, в помещении Дома особого назначения, в комнате, в которой была дверь опечатанной комнаты, застрелен б. Государь с женой, детьми, доктором, лакеем, поваром и фрейлинами, причем последней была убита младшая дочь Государя, об этом мне сказал стоявший в эту ночь на посту Стрекотин. Бывший Государь был убит первый, в него выстрелил Юровский после того, как что-то прочитал, причем бывшая Государыня и старшая дочь перекрестились.
После убийства б. Государя начали стрелять латыши и сысертский рабочий, разводящий Павел Медведев. Когда была убита вся Царская семья и ее прислуга, из дома Попова позвали охранников замыть следы крови. Трупы вынесли на грузовой автомобиль, и следы засыпали песком".

Комендант Дома особого назначения Яков Юровский

1 ноября 1934 года Юровский выступил в Свердловске (Екатеринбурге) на собрании старых большевиков, где рассказал о событиях шестилетней давности, предупредив участников "данного нарочито узкосозванного собрания запомнить, что все это только для истории, и без ведома ЦК этот материал использован быть не может и никому ни по секрету, ни архисекрету, не рассказывать, а выйдя отсюда, сейчас же забыть о нем". Неоходимость уничтожении "всей царской семьи" бывший комендант Ипатьевского дома объяснил "политической необходимостью", а не "зверской кровожадностью", как это по его словам, "рисуют враги".

"Примерно 10–11 июля [1918 г.] мне Филипп (Голощекин, военный комиссар Екатеринбургского Совета депутатов) сказал, что Николая нужно будет ликвидировать, что к этому надо готовиться, – рассказывал Юровский однопартийцам. – До части методов ликвидации: мы ведь опыта таких дел не имели, т. к. такими делами до этого не занимались и поэтому, немудрено, что тут было немало и смешного в проведении этого дела… Он мне сказал: отдельные товарищи думают, чтобы провести это более надежно и бесшумно, надо проделать это ночью, прямо в постелях, когда они спят. Мне показалось это неудобным, и я сказал, что мы подумаем, как это сделать, и приготовимся".

Из дальнейшего рассказа Юровского следовало, что он приготовил 12 наганов по числу членов царской семьи и лиц, находившихся с Романовыми и "распределил, кто кого будет расстреливать" (утром под предлогом свидания с приехавшим в Свердловск дядей из дома был удален поваренок Седнев, таким образом жертв осталось одиннадцать). В полночь должен был подъехать грузовой автомобиль за телами. В 11 часов вечера комендант "снова собрал людей, раздал наганы и объявил, что скоро мы должны приступить к ликвидации арестованных". Грузовик подъехал к дому только в половине второго ночи, вспоминал Юровский, и он пошел поднимать арестованных под предлогом, что "в городе тревожно и им оставаться здесь вверху опасно", они будут переведены в другое место. Сборы заняли около 40 минут, после этого всех повели на первый этаж в заранее намеченную комнату.

Хотя арестованных через доктора Боткина предупредили, что им с собой брать ничего не надо, они, по словам Юровского, "набрали какую-то разную мелочь, подушки, сумочки и т. д. и, кажется, маленькую собачку". Внизу Юровский предложил арестованным встать по стенке. "Очевидно, они еще в этот момент ничего себе не представляли, что их ожидает, – вспоминал он – А. Ф. [императрица Александра Федоровна] сказала: "Здесь даже стульев нет". Алексея нес на руках Николай. Он с ним так и стоял в комнате. Тогда я велел принести пару стульев, на одном из которых по правой стороне от входа к окну почти в угол села Александра Федоровна. Рядом с ней, по направлению к левой стороне от входа, встали дочери и Демидова. Тут посадили рядом на кресле Алексея, за ним шли доктор Боткин, повар и другие, а Николай остался стоять против Алексея. Одновременно я распорядился, чтобы спустились люди, и велел, чтобы все были готовы, и чтобы каждый, когда будет подана команда, был на своем месте. Николай, посадив Алексея, встал так, что собою его загородил. Сидел Алексей в левом от входа углу комнаты, и я тут же, насколько помню, сказал Николаю примерно следующее: что его царственные родственники и близкие как в стране, так и за границей, пытались его освободить, а что Совет рабочих депутатов постановил их расстрелять. Он спросил: "Что?" и повернулся лицом к Алексею, я в это время в него выстрелил и убил наповал…"

После этого, по словам Юровского, началась беспорядочная стрельба. "Комната, хотя и была очень маленькая, но все, однако, могли бы войти в комнату и провести расстрел в порядке. Но многие, очевидно, стреляли через порог, т. к. стенка каменная, то пули стали лететь рикошетом, причем пальба усилилась, когда поднялся крик расстреливаемых. Мне с большим трудом удалось стрельбу приостановить. Пуля кого-то из стрелявших сзади прожужжала мимо моей головы, а одному, не помню, не то руку, ладонь, не то палец задела и прострелила. Когда стрельбу приостановили, то оказалось, что дочери, Александра Федоровна и, кажется, фрейлина Демидова [на самом деле комнатная девушка], а также Алексей, были живы… Тогда приступили достреливать (чтобы было поменьше крови, я заранее предложил стрелять в область сердца). Алексей так и остался сидеть, окаменевши, я его пристрелил. А дочерей стреляли, но ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову".

Как уничтожали следы преступления

Следователь Омского окружного суда по особо важным делам Николай Соколов

"Когда злодеяние было совершено, трупы Августейшей Семьи и всех других были тут же положены в грузовой автомобиль, на котором Янкель Юровский вместе с некоторыми другими известными лицами увез Их за город Екатеринбург, в глухой рудник, расположенный в лесной даче, принадлежавшей некогда графине Надежде Алексеевне Стенбок-Фермор,
а ныне находящейся во владении общества Верх-Исетских акционерных заводов, – писал Соколов вдовствующей императрице Марии Федоровне. – Одновременно с доставлением к руднику трупов вся местность эта была оцеплена заградительными кордонами красноармейцев, и в течение трех дней и трех ночей не позволялось ни проезжать, ни проходить по этой местности.

В эти же дни, 4–6 июля [по старому стилю], к руднику было доставлено, самое меньшее, 30 ведер бензина и 11 пудов [176 кг] серной кислоты. Местность, куда были доставлены трупы Августейшей Семьи, совершенно определенно и точно установлена на предварительном следствии. Она вся подверглась самому тщательному, при участии особо доверенных лиц из воинских чинов, осмотру и розыскам. Принимая во внимание данные осмотра этой местности и совокупность обнаруженных здесь нахождений, следственная власть не питает никаких сомнений и совершенно убеждена в том, что трупы Августейших Особ и всех остальных, погибших вместе с Ними, около одной из шахт сначала расчленяли на части, а затем сжигали на кострах при помощи бензина. Трудно поддававшиеся действию огня части разрушались при помощи серной кислоты. На месте уничтожения трупов найдено много предметов, позволяющих без всякого сомнения признать этот факт".

Далее Соколов перечисляет обнаруженные в кострищах, около них и в самой шахте драгоценности и предметы, принадлежащие, согласно опознаниям, членам царской семьи, лейб-медику и слугам. Среди них, в частности, – изумрудный крест императрицы, осыпанный бриллиантами, и одна из ей же принадлежащих жемчужных серег с бриллиантом, большой бриллиант "прекрасных свойств и большой стоимости, входивший в состав другого большого украшения Государыни Императрицы", пряжки от поясов императора и цесаревича. В шахте был найден также хорошо сохранившийся благодаря низкой температуре труп собачки княжны Анастасии – Джемми.

"Кроме того, – писал Соколов, – в кострищах и около них найдены: револьверные пули системы "наган", оболочки от пуль и множество расплавленного в огне свинца. Наконец, найден человеческий палец и два кусочка человеческой кожи. Научная экспертиза признала, что палец этот отрезан от руки и принадлежит женщине средних лет, имевшей тонкие, длинные, красивые пальцы, знакомые с маникюром". По словам Соколова, перед самым оставлением Екатеринбурга, прервавшим дальнейшие розыски, найдено много рубленых и, возможно, пиленых костей, "природу коих надлежит определить в ближайшем будущем в условиях существующей возможности. Все кости подверглись разрушительному действию огня, но, возможно, и кислот".

Комендант Дома особого назначения Яков Юровский

Юровский, посвящая в 1934 году старых большевиков в подробности расстрела семьи Романовых, подробно остановился в том числе на событиях, последовавших за казнью.

По его словам, после проверки "все ли мертвы, приступили к переноске" трупов в машину. "Когда унесли первые трупы, то мне точно не помню кто сказал, что кто-то присвоил себе какие-то ценности. Тогда я понял, что, очевидно, в вещах, ими [членами царской семьи] принесенных, имелись ценности. Я сейчас же приостановил переноску, собрал людей и потребовал сдать взятые ценности. После некоторого запирательства двое, взявшие их, ценности вернули. Пригрозив расстрелом тем, кто будет мародерствовать, этих двоих отстранил и сопровождать переноску трупов поручил, насколько помню, тов. Никулину, предупредив о наличии у расстрелянных ценностей. Собрав предварительно все, что оказалось в тех или иных вещах, которые были ими захвачены, а также и самые вещи, отправил в комендатуру".

Далее Юровский подчеркнул, что, несмотря на совет Голощекина поберечь свое здоровье и не ехать на "похороны", он все же решил лично проследить "как хорошо будут скрыты трупы". "Как оказалось, хорошо сделал, – отметил комендант, – иначе все трупы были бы непременно в руках белых. Легко понять, какую спекуляцию они развели бы вокруг этого дела". Где предполагалось схоронить тела убитых, Юровский, по его словам, не знал, поскольку это было поручено Павлу Ермакову, хорошо знавшему места в районе Верх-Исетского завода.

"Примерно в 2-3 верстах, а, может быть, и больше от Верх-Иceтского завода, нас встретил целый эскорт людей верхом и в пролетках, – рассказывал слушателям Юровский.– Я спросил
Ермакова, что это за люди, зачем они здесь. Он мне ответил, что это им приготовленные люди. Зачем их было столько, я и до сих пор не знаю, я услышал только отдельные выкрики: мы думали, что нам их сюда живыми дадут, а тут, оказывается, мертвые. Еще, кажется, версты через 3–4, мы застряли с грузовиком среди двух деревьев. Тут некоторые из людей Ермакова на остановке стали расстегивать кофточки девиц и снова обнаружилось, что имеются ценности и что их начинают присваивать. Тогда я распорядился приставить людей, чтоб никого к грузовику не подпускать. Застрявший грузовик не двигался с места. Спрашиваю Ермакова, а что же, далеко место им избранное? Он говорит, что недалеко, за полотном железной дороги".

Юровский принял решение перегрузить трупы на пролетки, на которых удалось добраться до урочища Ганина Яма. Но здесь "похоронную команду" ждал новый сюрприз: в нескольких десятках шагов от намеченной шахты сидели у костра крестьяне, очевидно заночевавшие на сенокосе. "Стало совершенно невозможно продолжать работу на виду у людей, – вспоминал Юровский. – Я еще в это время не знал, что и шахта-то ни к черту не годится для нашей цели, а тут ещё эти проклятые ценности: что их достаточно много, я еще в этот момент не знал, да и народ для такого дела Ермаковым был набран никак не подходящий, да еще так много. Я решил, что народ надо разослать. Тут же я узнал, что отъехали мы от города верст примерно 15–16, а подъехали к деревне Коптяки в двух-трех верстах от нее. Нужно было на определенном расстоянии оцепить место, что я и сделал".

После этого, как следует из дальнейшего рассказа Юровского, он распорядился разгружать трупы, снимать с них одежду и сжигать ее, чтобы избавиться от "лишних наводящих доказательств, если трупы почему-либо будут обнаружены". При этом в лифах императрицы и ее дочерей были обнаружены зашитые драгоценные камни. По словам коменданта, они представляли собой "защитные панцири". "Вот почему ни пули, ни штык не давали результатов при стрельбе и ударах штыка. В этих их предсмертных муках, кстати сказать, кроме их самих никто не повинен", – заявил он в выступлении перед старыми большевиками.

"Ценности собрали, вещи сожгли, а трупы, совершенно голые, побросали в шахту, – продолжал Юровский. – Вот тут-то и началась новая морока. Вода-то чуть покрыла тела, что тут делать? Надумали взорвать шахты бомбами, чтобы завалить. Но из этого, разумеется, ничего не вышло. Я увидел, что никаких результатов мы не достигли с похоронами, что так оставлять нельзя, и что все надо начинать сначала <…>. Часа примерно в два дня я решил поехать в город, т. к. было ясно, что трупы надо извлекать из шахты и куда-то перевозить в другое место <…> У заставы оставил охрану на месте, взял ценности и уехал. Поехал в Облисполком и доложил по начальству, сколь все неблагополучно. Тов. Сафаров и не помню, кто еще, послушали, да так ничего и не сказали. Тогда я разыскал Филиппа, указал ему на необходимость переброски трупов в другое место. Когда он согласился, я предложил сейчас же отправить людей вытаскивать трупы, а мне заняться поиском нового места. Филипп вызвал Ермакова, крепко отругал его и отправил извлекать трупы". А Юровский отправился к комиссару снабжения Урала Войкову, чтобы получить лопаты, бензин или керосин для сжигания трупов, а также серную кислоту, "чтобы обезобразить лица", и лопаты. Всё это было "похоронной команде" выделено.

В конце длинного выступления перед однопартийцами, изобилующего шокирующими подробностями и комментариями, Юровский рассказал, что 19 июля к нему пришло решение захоронить трупы в двух местах на старой глинистой дороге в Коптяки и покрыть их шпалами, взятыми из ограждения будки на железнодорожном переезде 184 километра. При этом Юровский не преминул проинформировать старых большевиков, что два месяца тому назад он, перелистывая книгу "следователя при Колчаке", видел снимок этих уложенных шпал. "Перекопав весь район, следствие не догадалось заглянуть под шпалы", – удовлетворенно сказал Юровский.

Шахта № 7 на Ганиной Яме, куда сначала были сброшены тела расстрелянных. 1919 г. Фото из книги "Дело об убийстве императора Николая II, его семьи и лиц их окружения".

У СКР нет документов о том, что приказ о расстреле членов царской семьи Романовых отдал лично Ленин

Одними из первых, кто полвека спустя после трагических событий в Екатеринбурге занялся поисками останков последнего российского императора и его семьи, стали Гелий Рябов, бывший следователь, а затем помощник министра внутренних дел СССР, и екатеринбургский геолог Александр Авдонин. Тандем геолога и помощника министра оказался идеальным для поиска. Благодаря Рябову, министр внутренних дел Николай Щелоков помог им получить доступ в спецхран библиотеки им. Ленина и Архив Октябрьской революции, где содержались материалы по "делу Романовых". Летом 1979 года Рябов и Авдонин с несколькими энтузиастами после изучения архивных материалов, старых карт и снимков обнаружили на старой Коптяковской дороге под Свердловском групповое захоронение, которое, как они считали, являлось местом погребения царской семьи. Но открыто сказать об этом они смогли только 12 лет спустя. После заявления Авдонина о том, что ему известно место захоронения царской семьи, прокуратура Свердловской области организовала раскопки в указанном им месте. В результате были обнаружены останки девяти человек.

В связи с этим 19 августа 1993 года по указанию Генпрокурора РФ было возбуждено уголовное дело № 18/123666-93, в рамках которого расследовались обстоятельства гибели царской семьи. В ходе идентификации останков следствие пришло к выводу, что они принадлежат бывшему российскому императору Николаю II (Романову), его супруге императрице Александре, их детям – великим княжнам Ольге, Татьяне и Анастасии, а также членам их свиты – лейб-медику Евгению Боткину, домашней девушке Анне Демидовой, повару Ивану Харитонову и лакею Алексею Труппу. Останки царевича Алексея и великой княжны Марии найдены не были.

Следователь по особо важным делам ГСУ СК при Прокуратуре РФ Владимир Соловьёв, который вёл уголовное дело по факту гибели царской семьи, рассмотрев воспоминания лиц, лично участвовавших в расстреле, запрокотолированные показания других бывших охранников дома Ипатьева, а также материалы следствия Соколова, пришёл к заключению, что в описании расстрела они не противоречат друг другу, имеется лишь различное истолкование одних и тех же событий. А сравнение воспоминаний участников захоронения и уничтожения трупов с документами следственного дела Соколова о маршрутах передвижения и манипуляциях с трупами дают основания для утверждения того, что описываются одни и те же места, возле шахты № 7, у железнодорожного переезда № 184. Соловьёв также указал, что, согласно данным исследования, "…при условиях, в которых производилось уничтожение трупов, невозможно было полностью уничтожить останки, используя серную кислоту и горючие материалы, указанные в следственном деле Соколова Н. А. и воспоминаниях участников событий".

В 1998 году дело было прекращено в связи со смертью лиц, совершивших преступление. Позднее Соловьев передал представителю дома Романовых, адвокату Герману Лукьянову, постановление о прекращении расследования дела о расстреле царской семьи. В документе на 800 страницах приведены основные выводы следствия и указано на подлинность обнаруженных останков царской семьи. При этом Соловьев заявил, что у СКР нет документов, свидетельствующих о том, что приказ о расстреле членов царской семьи Романовых в 1918 году отдал лично Владимир Ленин. Вместе с тем следователь не исключил, что подобное распоряжение Ленина или кто-либо из высшего руководства большевиков могло быть передано в Екатеринбург в устной форме [существует мнение, что письменные свидетельства причастности Кремля к истреблению царской семьи были попросту уничтожены] ("Право.ru" рассказало об этом в публикации "СКР предоставил документы, позволяющие захоронить членов расстрелянной царской семьи").

29 июля 2007 года при проведении раскопок, организованных для поиска останков других детей императора – цесаревича Алексея и великой княжны Марии, к югу от места обнаружения останков девяти членов семьи Романовых были найдены фрагменты костей и зубы двух человек (женщины и ребенка), пострадавших от воздействия высокой температуры. В связи с этим было возобновлено предварительное следствие для выяснения дополнительных обстоятельств гибели царской семьи. После полученного заключения экспертов о том, что найденные останки принадлежат детям Николая II Алексею и Марии, дело № 18/123666-93 было вновь прекращено.

О его очередном возобновлении по просьбе РПЦ для проведения дополнительных идентификационных исследований находящихся в Госархиве РФ останков цесаревича и великой княжны Следственный комитет сообщил 23 сентября 2015 года. Планируется сравнить их с останками сестры императрицы – великой княгини Елизаветы, находящихся в Иерусалиме, и образцам крови деда Николая II – императора Александра II, погибшего во время теракта в 1881 году ("Право.ru" рассказало об этом в публикации "СКР возобновил расследование дела об убийстве семьи императора Николая II").

________________________________________________

При подготовке текста использованы материалы двухтомника "Убийство императора Николая II, его семьи и лиц их окружения", вышедшего под общей редакцией президента адвокатской фирмы "Юстина" к. ю. н. В. Н. Буробина, составитель – доктор исторических наук Л. А. Лыкова ("Убийство императора Николая II, его семьи и лиц их окружения" М.: ООО ТД "Белый город", 2015.). Это очередное издание в серии "Русские судебные процессы"; в нем впервые использованы недавно поступившие в архивы России документы по одному из самых трагических событий в истории страны в XX веке, которое Буробин назвал "бездной нашего правового падения".

Другие материалы цикла "Русские судебные процессы", опубликованные "Право.ru":

> 11 покушений на отца судебной реформы

> Угличское "обыскное" дело

> "Я в этого дурака стрелять не буду"

> "Равномерному подлежал бы наказанию и Пушкин, если бы остался в живых"