Автор: Вячеслав Звягинцев, полковник юстиции запаса
По подсчетам автора этой публикации, с декабря 1952 г., когда в Японском море пропала подводная лодка С-117, и до августа 2003 г., когда на Северном флоте затонула во время буксировки на утилизацию К-159, произошло семнадцать крупных катастроф, унесших 787 человеческих жизней. По каждому факту гибели или катастрофы субмарин проводились разбирательства. Иногда они заканчивались прекращением дел, как было в случаях с атомоходами "Комсомолец" и "Курск". Но нередко такие дела поступали в суд.
Одно из них — о взрыве на дизельной подводной лодке Северного флота Б-37, рассматривавшееся в трибунале СФ в 1962 году, во многом было необычным. Во-первых, в ходе судебного процесса исследовались обстоятельства самой крупной, катастрофы в истории отечественного подводного флота, в результате которой погибло 122 человека (на борту "Курска" в августе 2000 года погибли 118 человек). Во-вторых, по результатам судебного разбирательства командир Б-37 капитана 2 ранга Анатолий Бегеба был оправдан.
Оправдательного приговора по этому делу никто не ожидал. В воспитательных целях судебный процесс планировался как "образцово-показательный" и должен был завершиться суровым наказанием командира. Министр обороны Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский еще до заседания трибунала доложил Президиуму ЦК КПСС, что в случившемся виноват и отдан под суд командир подлодки, а целый ряд военачальников, в том числе командующий флотом А.Т. Чабаненко, сняты с занимаемых должностей…
Итак, в 8 часов 22 минуты 11 января 1962 года на Б-37, стоявшей у пирса в Екатерининской гавани (г. Полярный Мурманской области) взорвался боезапас — 12 боевых торпед (Анатолий Бегеба в это время находился на берегу). Разрушенная субмарина затонула у пирса. Взрывом разворотило корпус стоявшей рядом подлодки С-350, часть экипажа "эски" погибла. Были жертвы среди военнослужащих и служащих, находившихся на пирсе и на торпедно-технической базе. Фрагменты тел собирали несколько дней, но опознать кого-либо было практически невозможно. На городском кладбище экскаватор вырыл огромную братскую могилу, куда в три ряда уложили 122 гроба.Для выяснения причин взрыва была создана специальная госкомиссия, которую возглавлял Главком ВМФ С.Г.Горшков. В ее состав входила большая группа ученых во главе с академиком А.П. Александровым. В процессе работы комиссии количество выдвинутых версий сократилось с 24-х до 4-х, но к единому мнению придти не удалось, настолько сильны были разрушения подводной лодки. Наиболее вероятная версия, на их взгляд членов комиссии, которая и была положена в основу обвинения — в считанные минуты до взрыва на лодке произошел объемный пожар. Возможно, одна из боевых торпед в процессе недавней загрузки получила механические повреждения и воспламенилась в отсеке, где могли проводиться работы с открытым огнем. Не исключено, что зарядка аккумуляторных батарей, производившаяся всю ночь на лодке, сопровождалась обильным выделением водорода и в замкнутом отсеке скопилась взрывоопасная смесь, которая воспламенилась от искры и привела к детонации торпед. Впрочем, объемный пожар, в эпицентре которого оказались торпеды, мог произойти и по другой, неустановленной причине…
Следствие длилось более трех месяцев. В результате военная прокуратура предъявила обвинение командиру подлодки. Анатолий Бегеба отказался от адвоката и решил защищать себя сам, поскольку был уверен в своей невиновности. К такому же выводу, по мере исследования в суде материалов шеститомного уголовного дела по обвинению командира подводной лодки в "преступно-халатном отношении к исполнению обязанностей", склонялись и члены военного трибунала Северного флота под председательством полковника юстиции Ф.Д.Титова. Обвинение было неконкретным, перечень якобы допущенных Бегебой нарушений Корабельного Устава, который, по версии следствия, "не выполнил долг командира и самоустранился от командования", не подкреплялся конкретными доказательствами. Отдельные нарушения, которые при желании можно найти в действиях (бездействии) любого командира, не находились в причинной связи с катастрофой и никак не "тянули" на уголовно-наказуемые деяния. При таких обстоятельствах военный трибунал Северного флота вынес 22 июня 1962 года оправдательный приговор.
Ф.Д. Титов, который председательствовал на этом суде, вспоминал (воспоминания генерал-майора юстиции в отставке Ф.Д.Титова, в частности, приведены в публикации северодвинского историка О.Б.Химаныча "Б-37: остались версии" в газете "Корабельная сторона", 9 июня 2003 года):
"Первым пришел в себя и выскочил из зала военный прокурор полковник юстиции Титков. Несмотря на позднее время, он сумел организовать катер, на нем убыл в Североморск и, как выяснилось позже, сразу доложил адмиралу Касатонову (В.А. Касатонов, вновь назначенный командующий СФ. - Право.Ру) об оправдательном приговоре. На следующий день начальник канцелярии военного трибунала передал мне приказание командующего: немедленно прибыть к нему…
Я еще не успел толком доложить о своем прибытии, как адмирал, стуча кулаком по столу, набросился на меня:
- Вы что, решили Президиум ЦК учить?! Вы выбили у меня из рук рычаг, с помощью которого я хотел повернуть всю работу командиров по искоренению серьезных недостатков в службе, укрепить дисциплину! Вы что, решили быть умнее тех, кто был в госкомиссии, умнее прокуратуры флота, проводившей следствие по делу?!
Эту тираду командующий закончил тем, что заявил: такой приговор не соответствует действительности и по протесту военной прокуратуры флота будет отменен, а Бегеба все же будет осужден…
Лишь в конце 1963 года, когда Титов уезжал к новому месту службы, командующий Северным флотом признал, что оправдательный приговор по делу Бегебы является законным и обоснованным. Но до этого Титову пришлось пережить немало треволнений и "разборок" в отстаивании правоты принятого им решения и ожидании реакции вышестоящих инстанций. Он писал: "На следующий день со мной уже беседовал по телефону председатель Военной коллегии Верховного суда СССР генерал-лейтенант В.В. Борисоглебский, а еще через три-четыре дня последовал звонок из ЦК КПСС по поручению Н.С. Хрущева. Меня не оказалось на месте, и потому мой заместитель полковник юстиции В.П. Маслов зачитал по телефону весь текст приговора. После этого звонивший сказал:
- В документе, поступившем в ЦК от генерального прокурора, об этом изложено несколько иначе. Пришлите нам копию приговора…
Между тем мне предстоял отпуск, и по пути в Кисловодск, будучи проездом в Москве, я по просьбе Борисоглебского встретился с ним. От него я узнал, какой переполох поднял оправдательный приговор не только в Генеральной прокуратуре, но и среди всей юридической общественности столицы. В головах многих не укладывалось, как военный трибунал флота осмелился принять решение об оправдании командира подлодки Б-37, несмотря на выводы государственной комиссии, решение высшего партийного органа и министра обороны. На прощание Виктор Валерьянович крепко пожал мне руку, пожелал хорошего отдыха и заверил, что все будет рассмотрено по закону и совести…
Мой отпуск подходил к концу, и, несмотря на отличное питание, я потерял в весе несколько килограммов. И вот накануне отъезда я сидел на лавочке у спального корпуса и читал книгу. В эти минуты ко мне подошла сотрудница санатория, протянула уже распечатанную телеграмму. Когда я прочел ее, по щекам у меня невольно покатились слезы. Заметив это, женщина спросила:
- Вас судили, что ли?
- Нет, судил я…
В тексте телеграммы было: "Оправдательный приговор оставлен в силе. Рад за правосудие. Поздравляю. Маслов".
Анатолия Степановича Бегебу списали с плавсостава в возрасте 35 лет и отправили на преподавательскую работу в Бакинское высшее военно-морское училище имени Кирова. Он стал капитаном первого ранга, после увольнения в запас остался в Баку, впоследствии вернулся в Полярный, затем жил в Санкт-Петербурге, где скончался в 2002 году.
А номер взорвавшейся Б-37 был присвоен другой лодке, после чего за ней закрепилась репутация "проклятой" — на переходе в Полярный она столкнулась у берегов Скандинавии с танкером, затем на учениях ее протаранил эсминец…
