У выпускника Саратовского юридического института Евгения Друзина все происходило рано. Членом облсуда он стал в 25 лет, послужив до этого следователем прокуратуры, смертный приговор вынес в 29, а погиб в 55.
Будущий убийца не вызвал у намеченной жертвы подозрений
Летом 1981 года в Саратовском областном суде рассматривалось уголовное дело по обвинению Маслова А.Г. и Мясоедова С.М. в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах супружеской четы Севастьяновых.
Глава семьи ветеран Великой Отечественной войны Борис Севастьянов был известен в кругу саратовских коллекционеров как страстный филателист. Правда, он многие годы собирал также металлические и бумажные денежные знаки, медали и значки, спичечные этикетки, но наибольшую ценность — познавательную и материальную — представляла его коллекция почтовых марок, которая на момент гибели коллекционера состояла без малого из 6000 экземпляров.
О том, что у саратовца есть "большая коллекция марок стоимость около 70 000 рублей", Маслов узнал от близкого родственника из Ростова-на-Дону, тоже филателиста. Маслов, в свою очередь, рассказал об этом будущему подельнику Мясоедову, с которым они ранее познакомились на почве увлечения филофонией — собирательством музыкальных звукозаписей. Они сообща решили любой ценой завладеть коллекцией Севастьянова, а затем распродать ее по частям при посредничестве ростовчанина.
Движущей силой преступного "тандема" стал Мясоедов, уже побывавший два года назад под судом. Именно он заранее пришел к Севастьянову домой и, представившись филателистом, сказал, что может принести для обмена редкую марку. Пока договаривались о встрече, визитер успел обежать вороватым взглядом все углы скромной квартиры пенсионера. Посещение Мясоедова не вызвало у хозяина подозрений — к нему нередко запросто наведывались саратовские коллекционеры.
Утром 10 сентября 1980 года Мясоедов и Маслов пришли к коллекционеру уже вместе, захватив приготовленный для отвода глаз кляссер с марками, не представляющими особой ценности. Кроме Севастьянова в квартире в это время находилась его жена. Как только хозяин начал рассматривать принесенные марки, они набросились на пожилых людей, пустив в ход принесенные с собой веревку, нож и лейкопластырь, чтобы заглушить крики жертв. После расправы над четой Севастьяновых убийцы поспешно отобрали несколько кляссеров, в которых хранились, как потом было установлено следствием, более 3000 марок. Напоследок Мясоедов поджег квартиру Севастьяновых, чтобы уничтожить следы преступления, и подельники, никем не замеченные, покинули дом. Позже Маслов отвез похищенные марки в Ростов-на-Дону и попросил родственника реализовать их.
Судебный эксперимент не позволил одному из преступников уйти от ответственности
Версия убийства семьи Севастьяновых с целью похищения коллекции с самого начала рассматривалась как основная. Однако в поле зрения следственных органов Мясоедов и Маслов, никогда не "светившиеся" в кругах местных филателистов, попали лишь в январе 1981 года и были задержаны по подозрению в совершении этого преступления. Через некоторое время, показывая деятельное раскаяние в расчете на смягчение наказания, Мясоедов заявил о явке с повинной и дал признательные показания. Заговорил и Маслов. В целом следствие по делу продолжалось до середины лета. А через 11 месяцев после двойного убийства обвиняемые предстали перед судебной коллегией по уголовным делам Саратовского облсуда.
Председательствовал в процессе член областного суда Евгений Друзин. Рассмотрение дела, и так непростого из-за обилия томов, осложнилось еще больше, когда в судебном заседании Маслов вдруг отказался от показаний, данных в ходе предварительного следствия. Ранее он признал, что убийство они совершили вместе с Мясоедовым, а на процессе заявил: убивал один, а приятеля оговорил.
Чтобы проверить новые показания Маслова, Друзин вынес постановление о проведении судебного эксперимента. Подсудимому предложили показать в присутствии сторон и судмедэксперта, как он наносил ножевые ранения Севастьянову и его жене. По результатам экспериментальной проверки специалист объяснил суду, что при обстоятельствах, которые воспроизвел Маслов, ножевые ранения отличались бы по характеру от тех, которые зафиксированы при осмотре и вскрытии тела одного из супругов. Они были нанесены другим человеком, т.е. Мясоедовым.
В ходе процесса судом была также назначена филателистическая экспертиза коллекции, изъятой следствием у ростовского родственника Маслова. Эксперт установил, что в ней находятся 172 марки, принадлежавшие Севастьянову. Это послужило еще одним из доказательств причастности обвиняемых к убийству супругов.
500 рублей, 70 000 рублей, $100 млн
Показания Маслова и Мясоедова, экспертизы и другие доказательства не оставляли сомнений в виновности подсудимых. Но одна деталь в этом деле так и осталась загадкой. В ходе расследования уголовного дела проводилась еще одна филателистическая экспертиза — по оценке стоимости похищенного. Специалисты оценили его в 500 рублей. Сумма по тем временам составляла месячную зарплату четырех инженеров, но откуда взялась цифра в 70 000 руб., исходившая от ростовского филателиста и повлекшая за собой столь трагические последствия?
Этим вопросом, который по своему существу остался за рамками судебного процесса, заинтересовалась консультант по связям со СМИ и общественными организациями Саратовского областного суда Ирина Белякова. В материале под заголовком "Маврикий голубой" или Дело об убийстве старого филателиста" она писала, что следователи нашли в квартире убитого коллекционера письмо его фронтового друга с упоминанием одной из самых ценных марок в мире — "Голубой Маврикий".
Бывший фронтовик, с которым пообщался следователь, рассказал, что в 1944 году их полк отражал контрнаступление немцев в одном из европейских городков. Они с Севастьяновым установили пулемет в уцелевшем доме, но во время артиллерийского обстрела вражеский снаряд обрушил стену комнаты и из книжного шкафа на пол упал кляссер с марками. "В те годы я был уже большим знатоком филателии, — вспоминал ветеран.— Забыв об опасности, я принялся рассматривать марки. Боже! Передо мной был "Голубой Маврикий"! Кажется, я даже закричал. Борис подбежал ко мне, не понимая, что случилось. А я стал рассказывать ему о "Голубом Маврикии". Что было потом, не помню. Кажется, снаряд, угодил в окно. Очнулся я уже в санчасти. Сестра сказала, что мой товарищ вытащил меня из-под развалин, а сам ушел в атаку". Ранение оказалось серьезным, и на фронт он больше не вернулся, а после войны они с Севастьяновым стали переписываться. "Он стал настоящим филателистом, — завершил рассказ друг покойного коллекционера, — видно, пробудил в нем такую страсть в тот кошмарный день "Голубой Маврикий". "Знал ли об этой военной истории кто-нибудь еще?" — задалась вопросом Белякова.
Здесь как раз и начинается необъяснимое. В заявлении Мясоедова о явке с повинной также упоминается именно эта марка. Он якобы сказал Севастьянову во время первого посещения, что у него есть "Голубой Маврикий", который он хочет обменять. Но если допустить, что заявление Мясоедова в этой части правдиво и он действительно назвал эту марку, то возникает вопрос: как мог опытный филателист поверить, что в руках у молодого человека мировой раритет, стоимость которого вполне сопоставима с годовым бюджетом крупного города, а он хочет его обменять? [На филателистической выставке в Праге в конце 2011 г. посетители могли видеть "Голубой Маврикий", предоставленный королевой Великобритании для экспозиции, который был застрахован на $100 млн]. Столь же загадочен и "прайс-лист" ростовчанина, согласно которому коллекция Севастьянова стоила около 70 000 руб. А не мог ли Севастьянов в 1944 году поднять с пола кляссер с драгоценной маркой и тайно хранить ее почти 40 лет, о чем каким-то образом проведал ростовский коллекционер? Но тогда он должен был насторожиться еще больше, зная, что на самом деле марка у него. Впрочем, любые предположения и догадки по этому поводу уже никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть.
Такого приговора ждали многие из присутствовавших в зале
Приговор в отношении Маслова и Мясоедова оглашался 21 июля 1981 года. Суд признал их виновными в преступлениях, предусмотренных статьями УК РСФСР 102 (Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах) и 146 (Разбой) УК РСФСР. Маслов также признан виновным по статьям 154 (Спекуляция в виде промысла) и 218 (Незаконное ношение, хранение, изготовление или сбыт оружия или взрывчатых веществ), инкриминированных ему по результатам обыска в квартире и дальнейшего расследования. А Мясоедову обвинение было "утяжелено" еще и статьями 98 (Умышленное уничтожение или повреждение государственного или общественного имущества) и 149 (Умышленное уничтожение или повреждение личного имущества граждан).
Заканчивая чтение приговора, Друзин произнес слова, которых от него ждали многие из сидящих в зале, и боялись услышать на скамье подсудимых: приговорить Маслова А.Г. и Мясоедова С.М. по совокупности совершенных преступлений к высшей мере наказания — смертной казни.
Коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР оставила приговор в отношении Маслова без изменения, а в отношении Мясоедова переквалифицировала действия с умышленного уничтожения государственного и личного имущества на покушение на совершение данного преступления (соседи до приезда пожарных потушили пожар в квартире Севастьяновых, подожженной Мясоедовым). А комиссия Президиума Верховного Совета СССР по вопросам помилования не нашла оснований для внесения в Президиум предложения о замене Маслову и Мясоедову смертной казни лишением свободы.
Таким образом, приговор вступил в законную силу. Обоим осужденным было тогда по 23 года, судье не намного больше — 29 лет.
Опыт работы следователем послужил стартом для успешной карьеры судьи-криминалиста
После окончания в 1974 году Саратовского юридического института Друзин несколько лет работал следователем прокуратуры в Ульяновской области. Опыт расследования преступлений и обращения с правонарушителями, пострадавшими и свидетелями стал хорошим началом для карьеры судьи-криминалиста. Членом областного суда его избрали в 25-летнем возрасте. Через три года после процесса по громкому делу об убийстве семьи Севастьяновых Друзин неожиданно ушел из судейской профессии и работал старшим консультантом отдела юстиции Саратовского облисполкома. Но через непродолжительное время вернулся к судебной работе. Сначала в качестве народного судьи Няганского городского народного суда Тюменской области (ныне горсуд Ханты-Мансийского автономного округа), затем в такой же должности — Заводского районного народного суда Саратова.
В 1991 году Друзин снова переступил порог Саратовского областного суда, где начал рассматривать в первой инстанции наиболее сложные уголовные дела, а с 1993 по 1995 год исполнял обязанности председателя судебной коллегии по уголовным делам.
Друзин был до мелочности придирчив к вопросам доказанности вины подсудимых, поэтому в органах прокуратуры особенно тщательно готовились к процессам, на которых тот председательствовал. В 1997 в Саратовской высшей школе МВД было издано написанное Друзиным научно-практическое пособие "Основания признания доказательств недопустимыми. По материалам законодательства и судебной практики".
Начиная с 1993 года перед Друзиным открылись новые профессиональные горизонты. С 15 по 17 декабря 93-го в Саратовском областном суде состоялся первый в постсоветское время суд с участием присяжных заседателей. Друзин отвечал за подготовку секретарей судебного заседания. Наиболее востребованным институт присяжных в Саратове был в 1997 году (47,4% к общему числу дел по первой инстанции, рассмотренных облсудом). А наименьшее количество уголовных дел, рассмотренных с участием присяжных, пришлось на 2003 год (4%), после чего показатели снова начали расти, и в 2010 год достигли 30%. Друзин стал одним из первых в областном суде, кто рассматривал уголовные дела в данной категории. При этом он занимался также и анализом отдельных вопросов развития суда присяжных и публиковался по этому вопросу в юридических изданиях.
С 2000 года Друзин рассматривал дела в кассационном порядке в качестве заместителя председательствующего судебного состава.
Трагическая гибель Друзина
В 2006 году Друзина назначили председателем Татищевского районного суда Саратовской области. А в 2007 году Евгений Друзин трагически погиб. Это случилось, как уточнил пресс-секретарь управления Судебного департамента в Саратовской области Борис Логак, в автомобильной катастрофе: "Жигули" выехали на встречную полосу и протаранили автомобиль, в котором ехал на работу Друзин. Ему было 55 лет.
При подготовке материала были использованы публикации журнала судейского сообщества Саратовской области "Судейский вестник" №13 2012 г.; журнала судейского сообщества РФ "Судья" №9 2011 г. и другие открытые источники в интернете.
